Кареев Вячеслав Николаевич

Флорищева пустынь.
Фролищи.
(воспоминия о годах жизни в поселке Фролищи)

       Фролищи! Господи, надо же было такому случиться в моей долгой и не простой жизни, что этот топоним преследовал меня на протяжении тридцати пяти лет. Вся моя служба в армии,  при разных обстоятельствах, так или иначе, была связана с этим местом в Горьковской области, теперь Нижегородской губернии. Эмоциональные переживания и душевные состояния при этом были самые неоднозначные, от проклятий и тоски до полного умиротворения и душевного покоя.

       В мае 1951 года я был призван в армию на три года позже своего срока. С 1946 по 1950 года, будучи студентом Московского машиностроительного техникума, я ежегодно получал отсрочки от призыва, вплоть до окончания техникума. Мне ещё дали и поработать в качестве конструктора на Московском насосном заводе «Красный Факел» до мая 1951 года. Кстати сказать, и опять не обошлось без мистики. Шестеренчатые насосы, которые, в числе другой продукции, производил мой завод, встретились мне впоследствии в войсках, о которых я не имел ни малейшего представления. И попал я в которые, тоже не совсем обычным образом; это были химические войска. И мне, офицеру, окончившему Московское Краснознамённое пехотное училище с золотой медалью, вместо того, чтобы сделать карьеру в мотострелковых войсках, судьба или Провидение Господне самым невероятным образом определило меня в химические войска. Но это особая история и коротко,  вскользь о ней не рассказать.

       Курский вокзал, раннее утро, 1-я платформа, пассажирский поезд Москва-Горький. Я в кругу родных и близких мне людей, мамы, невесты, товарищей по работе и техникуму. Особняком стоят мои подопечные, команда призывников, во главе которых я был военкоматом направлен к месту нашей службы, в город Ковров.

       В этот же день, во второй половине дня прибыли в Ковров, нашли военный городок мотострелковой бригады и узнали, что вся бригада выехала в летние Гороховецкие лагеря. В расположении части остались только сержанты для сопровождения вновь прибывающих призывников. Тяготы и лишения военной службы начались сразу в казарме. Ночевать нам пришлось на голых сетках коек, без матрацев, одеял и подушек. О постельном белье  говорить просто смешно. И ещё одна мелочь, отбой нам устроили на голодный желудок, наверное, чтобы не снились кошмары.

       В шесть утра нам устроили подъём, отвели в столовую, поставили перед нами солдатский бочок на 10 человек, тарелку с засохшим хлебом, миски с ложками сомнительной чистоты, чайник с мутной тёмной жидкостью и алюминиевые кружки. От одного вида этой еды нам стало не по себе, видимо это были вчерашние остатки от ужина хозкоманды, оставшейся на зимних квартирах для ремонта. Съев по паре ложек этого армейского «деликатеса», мы решили больше не испытывать судьбу. Выпили по кружке предложенной нам чайной бурды, и на этом трапезу закончили.

       За нами явился великовозрастный сержант с боевыми медалями на гимнастёрке, я как-то сразу не обратил на это особого внимания, всё выяснилось гораздо позже, уже во время прохождения службы в этой самой ковровской бригаде. Нас повели на ж/д станцию. Здесь мы сели в проходящий поезд и доехали до станции Ильино.  По человеческим правилам, сойдя с поезда в Ильино, мы должны бы были пересесть на местный поезд, следующий по отдельной ветке на Фролищи, и доехать до станции Инженерная. Там, на берегу Инженерного озера размещались, зловеще знаменитые, Гороховецкие лагеря. Но, поскольку этот местный «экспресс» ходил только два раза в сутки, и мы на утренний опоздали, нам предложили наш первый марш-бросок по шпалам от Ильино до Инженерной. Мы спросили у, сопровождавших нас сержантов:       «…а куда ведёт эта железная дорога…?». «…до концу света, во Фролищи. » -был ответ. Здесь-то я и услышал впервые это магическое слово «Фролищи». Так начался мой 35-летний путь постоянного периодического возвращения в эти места обетованные. Целью данного повествования  является не последовательное жизнеописание, а только те события и «круговерть» моей военной судьбы, которые  с упорным постоянством возвращали меня во Фролищи.

       Впервые я побывал во Фролищах 1963 году, будучи слушателем Военной академии химической защиты, на лагерных сборах в академическом лагере. Впечатления тех лет были весьма поверхностны, но в памяти остались некоторые весьма приятные воспоминания. Являясь человеком страстно, ещё с самого раннего возраста, влюблённым в живую природу, я по достоинству оценил всю прелесть фролищенской флоры, её изумительные сосновые боры, особенно беломошники, её чрезвычайно живописную реку Лух, её ландшафт с песчаными дорогами, постоянно сухими в любую погоду. Всё это вместе, мне очень сильно, до ностальгической истомы напоминало мое раннее детство, проводимое каждое лето в очень похожей местности, моём любимом Мухине на Угре, Смоленской области. В далёкое военное лихолетье, в эвакуации, один умный и добрый белорус научил меня ,12-летнего мальчишку, плести корзины и лапти. Этот эпизод моей жизни тоже для отдельного рассказа. А упомянул я это вот по какой причине. Как-то мы почти всем курсом пошли на реку, на «Заячий пляж», купаться. Там оказалось много тальника пригодного для плетения корзин. Нарезав лозы, я приступил к проверке своих давно приобретённых навыков. И на удивление самому себе и своим товарищам, часа за полтора я сплёл небольшую корзинку. Посыпались вопросы, как? откуда? где? и т. п. Попросили показать. Показал. И курс превратился в бригаду по плетению корзин. В Москву повезли подарки жёнам. Как мне потом рассказывали, это увлечение охватило и другие факультеты, побывавшие там после нас. Запомнилась, конечно «Фиалка», вездесущие и невыносимые комары, которые напомнили мне мою молодость в Гороховецких лагерях, и незабываемый «голубой экспресс», с которого на ходу можно было сойти и нарвать букет полевых цветов. Это моя первая встреча с Фролищами и первые впечатления.

       Прошло немало времени, я окончил в 1965 году академию, получил назначение во 2-ю Гвардейскую Краснознамённую Таманскую мотострелковую дивизию, на должность заместителя начальника химической службы дивизии. Это было не простое назначение. В мою судьбу опять вмешался «рок». Окончив академию с золотой медалью, я при назначении на должность имел право выбора. И мне его предложили. Это были идеальные условия для последующей карьеры. Северная Группа войск в Польше. Начальник химической службы дивизии. Категория, подполковник. У жены смертельно больна мать, она со мной поехать не может. Ехать одному, оставив жену в таком положении, я не смог. Обратился к Председателю выпускной комиссии генералу Дегтярёву, Начхиму МВО. Вот он и предложил мне «Тамань». Я и за это был благодарен. Господи! Если бы я знал, что ждёт меня на этой должности.

       Дивизия наша была расквартирована: наполовину в Москве, наполовину в Алабино,  Киевской ж/д. Учения с мелкими подразделениями, до батальона включительно, проводились на Алабинском полигоне. Для проведения полковых и, тем более, дивизионных учений, мы выезжали на окружной полигон, разгружаясь на ж/д станции Инженерная, с последующее передислокацией в район собственно полигона в 6-7 километрах от… Фролищ. Впоследствии, в 1969 году, вновь созданный полигон академии, вплотную прилегал к окружному полигону. Но я тогда не подозревал, что судьба готовит мне новую рокировку, аж через Дальний Восток.

      Летом 1967 года Мао Цзэдун на весь мир заявил, что 50-летие советской власти советский народ будет встречать в окопах. И началось. Моя должность в «Тамане» проходила по «второму штату», т.е. на случай развёртывания «дочерний» дивизии. Вот весь этот костяк «дочерней» дивизии и был почти по тревоге отправлен на Дальний Восток, в Приморский край, под город Арсеньев, в район посёлка Новосысоевка. Вся эта история заслуживает особого, подробного описания, в связи с её бездарностью и головотяпством со стороны руководства страны и армии. От этой глупости пострадали десятки тысяч военных, в основном, офицеров. Дальневосточное «сидение» обернулось двумя годами бездарно потерянного время. Начальник моей академии, случайно узнав, что я «парюсь» на Дальнем Востоке, вытащил меня оттуда, во вновь создаваемый Учебный Центр академии во…Фролищах. И мой «спаситель» «пропарил» меня на полигоне ещё 2 года и 8 месяцев! Военная карьера закончилась. Восемь лет я пребывал в звании «майор», стал своего рода «майором Советского Союза», как сочувственно шутили мои сослуживцы. Единственно, что осталось сделать, как говорят в народе, «расслабиться и получить удовольствие». Что я делал вплоть до увольнения.

       Прибыл я во Фролищи где-то в середине февраля 1970 года, прямо скажем, не в самое лучшее время для обустройства на новом месте. К моменту моего приезда полигон личным составом фактически был уже укомплектован. Солдат поселили на «стройплощадке» в  сборно-щитовой  казарме с печным отоплением! Офицеров, в том числе и с семьями, расселили в старых академических летних домиках, каркасных «засыпухах» с полуразвалившимися печками, предназначенными для летнего проживания преподавателей и обслуги академии во время летнего лагеря. Поскольку я прибыл без семьи, начальник Центра предложил мне пока поселиться в таком же домике, одну половину которого уже занимал мой подчинённый, начальник службы поля, майор Озеров Анатолий Николаевич с супругой Адой и пятилетней дочкой Светой. Дом бал рассчитан на две семьи. Первые впечатления и ощущения были самые мрачные. На Дальнем Востоке, откуда я прибыл, наша дивизия «бумажный тигр» размещалась на т. н. площадке № 2, в офицерской среде прозывавшейся «кашмаровкой» за бытовые условия и условия службы. Из дальневосточной «кошмаровки», попасть в нижегородскую, представлялось мне просто беспардонным  пинком судьбы. В первое время, я даже забыл свои давние  впечатления, полученные в 1963 году, будучи слушателем академии. До такой степени я был подавлен всем увиденным, этой серостью и убогостью. Руководством становления и обустройства Учебного Центра академии занимались «факультативно» офицеры-временщики из постоянного состава академии, москвичи, которым здесь не жить и не работать. Преподаватель 9-й кафедры академии исполнял должность начальника Центра, пропадая, в основном, в Москве. А материально-техническим обеспечением занимался майор  из МТО академии тоже работающий «вахтовым» методом. Поэтому, смотреть в глаза офицерам и солдатам Центра, и отвечать на все их вопросы, приходилось нам двоим: начальнику полигона майору Топалову Леониду Васильевичу и мне. Но и это всё перетерпелось и, со временем, сгладилось. Из  всего многообразия животного мира Земли, только один его вид, из всего множества, обладает невероятной адаптационной способностью, это человек.

       Мои соседи по нашей совместной «засыпухе», оказались весьма приветливыми и отзывчивыми людьми. Они с большой охотой помогли привести мою «фанзу» в жилое состояние. Что мы и отметили через некоторое время. Впоследствии, уже весной 1971 года, когда приехала моя жена, мы подружились семьями, и у нас было немало приятных событий, которые ещё больше сблизили нас.

       В состав Учебного Центра академии входили: «городок» летнего лагеря академии; учебные площадки кафедр со вспомогательными постройками; «стройплощадка» с казармой, штабом, складскими помещениями, складом пиломатериалов, пилорамой, цехом деревообрабатывающих станков и «мастерской»; склад БХВ на «Смольном»; батальон обслуживания и собственно полигон с учебными и испытательными площадками, которые размещались в нескольких километрах от основной базы. Площадки эти были обустроены на берегу озера Варех, на «Красной гриве» и площадка № 6 в 3-х километрах от «Красной гривы», по направлению к окружному полигону. Территория получалась весьма внушительная: периметр охраняемой территории составлял около 130-140 километров, это не считая внутренних дорог. И всю эту территорию надо было охранять от проникновения посторонних лиц во время проведения испытательных работ. Вот этот-то участок работы и был поручен мне.

       Основными потенциальными нарушителями охраняемой зоны были рыбаки, охотники и собиратели грибов и ягод. Меры охраны были в основном предупредительные: всякого рода и размеров запрещающие и предупреждающие знаки, выставляемые на наиболее вероятных путях проникновения на территорию полигона, извещение поселковой власти о начале и конце работ и патрульные маршруты на основных направлениях. При первом, после его оборудования, выезде на полигон, на «Красную гриву» нам даже выделили вертолёт МИ-1 для облёта охраняемой территории, И надо же было такому случиться, что при первом же облёте мы обнаружили нарушителя. На озере Варех, на самой его середине, на надувной лодке,  сидел рыбак и, как ни в чём не бывало, удил рыбку. Все наши увещевания, обращённые к нему через мегафон, в просторечии «матюкальник», желаемых результатов не принесли. Тогда пришлось прибегнуть к более радикальному средству и выпустить в его сторону пару сигнальных ракет. Сработало моментально. Делая второй заход над озером, мы увидели, что рыбак спешно гребёт к берегу. Успокоившись, мы ещё раз облетели район «Красной гривы и ничего не обнаружив, по рации дали добро на начало работ.

        Солдат у нас в полигонной команде было крайне мало, их постоянно не хватало, и многие «хозяйственные» работы приходилось выполнять офицерам. Вот тут-то мне и пригодился дальневосточный «горький опыт», где все хозяйственные  работы и по обслуживанию боевой техники и вооружения проводились исключительно офицерами, из-за полного отсутствия для этих целей солдат. Из заброшенного и заваленного всяким хламом рубленого домика, вроде крестьянской избы, я оборудовал столярно-слесарно-малярную  мастерскую. В ней я работал сам и учил этому солдат. «Деревообрабатывающий  цех»- покосившийся на бок, продуваемый всеми ветрами и с протекающей кровлей сарай, пришлось срочно реанимировать, а стоявшие в нём деревообрабатывающие проржавевшие станки, отремонтировать и запустить в дело. Нужно было в срочном порядке изготовить сотни указателей и транспарантов для установки их на дорогах и на открытых участках границы полигона. Работа велась в режиме «военного времени». Начальство очень любит «тянуть резину», а упущенное время наверстывать «горбами» своих подчинённых. К приезду слушателей на полигонную практику к 1-му июля всё должно быть готово. Вся эта работа была выполнена мною с двумя солдатиками, а по «головке погладили», постоянно отсутствовавшего «начальника» Центра, иезуитского склада характера, полковника Дмитриева. Да, Бог с ним. Я думаю, что Господь всё это видит и помнит.

       Полигонная практика началась во время, с полным обеспечением безопасности проведения работ. В таком «форс-мажоре» было не до любования местными красотами и не до рыбалки. В это как раз время у нас с Озеровым появилась Гамма, о судьбе которой я написал специальный рассказ.

       Коллектив у нас подобрался вполне подходящий. Не помню, чтобы были какие-то конфликтные ситуации, доже праздники мы старались отмечать вместе, коллективом. Хорошо и по-доброму помню Анатолия Николаевича Озерова, Леонида Васильевича Топалова, Андрея Ильина, Костю Цехановича, майора Караваева, подполковника Апакова, подполковника Шевцова. В состав Центра вошло несколько сверхсрочнослужащих, прапорщиков тогда не было, а  сейчас их бы назвали контрактниками. Они перешли к нам из штатов батальона обслуживания и поэтому их хорошо знал весь постоянный, московский, состав академии. Особенно хорошо я был знаком со старшинами св.ср. службы Бочаровым Иваном Захаровичем, знаменитым «Захарычем», Михаилом Красноцветовым и Колей Лобовым. С каждым из них у меня были особые отношения. Захарыч, старше меня лет на пять, был настоящим моим другом. Я проникся к нему симпатией как-то сразу, при первом нашем контакте. Неплохо зная крестьянскую среду ещё с раннего детства, я почувствовал в нём  классического русского крестьянина: немного насмешливого, не всегда доверчивого, с добродушной хитрецой, исключительно сметливого и от природы, интеллигентного своей прямодушностью и почтительностью к собеседнику. Уволившись из армии и работая в академии вольнонаёмным, я встречался с ним последний раз в 1984 или 1985 году, опять по воле судьбы оказавшись во Фролищах по делам научной работы. Я был у него в гостях, в его доме у самого Луха. Мы хорошо посидели втроём: Захарыч, его жена Александра Петровна и я. С прискорбием недавно узнал от внучки Захарыча, Ирины Смирновой, через «одноклассников», что его не стало. Очень печально, вечная ему память. В Учебном Центре академии было много работников из местного населения. Основные должности, занимаемые ими, были канцелярские работники, кладовщики и ряд других, которые сейчас и вспомнить-то трудно. Была у нас, например, главным пожарным «инспектором» Вера Ивановна Варнакова, отчество мог и перепутать. По московскому штату проходила Цветкова, занималась учётом имущества по техотделу поступающему на нужды летней практики слушателей. К сожалению, имя и отчество не помню. Хорошо помню Смирнова, звали, кажется Алексеем, заведовал складом КЭО и большой любитель заложить за воротник. Возраст за 50, по своей ментальности и манере поведения, мне лично, напоминал деда Щукаря, но не в уничижительном смысле этого образа. На память приходят такие фамилии: как Травкин, Каган, Абрамов, Рабкин, но, к сожалению, при каких обстоятельствах я с ними взаимодействовал, вспомнить не могу. Очень хорошо знал главного инженера ЛПК, не раз бывал у него в доме по праздникам. А познакомились мы через Топалова Лёню, он был женат на его дочке Нелли, будучи ещё слушателем академии. Хорошо был знаком с Главным лесничим Военного лесничества. Но тоже, к сожалению, напрочь забыл и фамилию и как звать.

       Были у меня и ещё добрые товарищи, как по работе, так и по делам личным. Много интересных и захватывающих событий происходило у меня в то время с Михаилом Красноцветовым, заядлым охотником с гончими по зайцу. Поскольку, я тоже, в то время к охоте неровно дышал, мы с ним быстро нашли общий язык. Две зимы, 1970-1971 и 1971-1972 годов мы регулярно ездили «гонять» зайчишек. Много было интересных и курьёзных случаев. Ниже постараюсь о них рассказать. С Колей Лобовым, мы всё лето 1972 года, самого жаркого лета на моей памяти, занимались почти промысловой ловлей карася в обмелевших озерцах и старицах в пойме Луха. Об этом я написал отдельный рассказ. Добрые воспоминания остались о нашем полигонном гражданском водителе УРАЛа, Валентине Челышеве. Много пришлось нам с ним поездить и по полигонным дорогам и за его границами. Как-то ездили даже в Москву, чего он страшно боялся. А ездить пришлось в разгар лета 1972 года, когда горела вся страна, от Карпат до Тихого океана. Кстати, ездили мы в Москву в экстренном порядке, по какому-то важному делу. Сдаётся мне, что везли мы из Москвы мотопомпы, самое ходовое оборудование по тем временам. Поездка была тяжелейшая. Всю дорогу туда и обратно ехали в сплошном дыму, видимость на трассе не более 30 метров и, как следствие, такая же скорость. Когда мы с трассы повернули на Фролищи и, проехав Инженерную, вышли на песчаный фролищенский «автобан», почувствовав, что мы, практически дома, Валя съехал на обочину у какого-то, ещё не совсем пересохшего болотца, и, обливаясь потом, решительно изрёк:

                                    - Вячеслав Николаич, если мы здесь не передохнём, я не доеду!

       Видя его, действительно плачевное состояние, я согласился, время у нас было.

                                    - Ну, что же, ты, наверное, прав, давай устроим здесь небольшой привал, заодно и пот с себя смоем в этой луже.

       Достав из кабины нашу нехитрую дорожную снедь и с удовольствием приняв «ванну» в придорожном, оказавшемся вполне чистом, болотце-озерке, направились к нашему трапезному «столу». Смотрю, Валентин отстал, и опять полез в кабину. Подходит, довольно улыбающийся, и ставит на «скатерть-самобранку» бутылку водки. Я спрашиваю:

                                    - И как же это понимать и откуда?

                                    - Считайте, что мы уже дома, а водочка московская, а не фролищенский «сучок»!

                                    - Ну и как же мы с пьяными физиономиями поедем через посёлок?

                                    - А очень просто, потому, что через посёлок мы не поедем.

       Весь этот диалог ведётся по звуки булькающей в стаканы водки, как бы отрезая пути отступления от «преступного» замысла.

                                    - Я что-то не могу припомнить другой дороги, кроме как через посёлок?

                                    -  А её и нет, а поедем мы лесом, я уже имею опыт, Вы, когда-нибудь, ездили по целинному лесу?

                                    - Да нет, не приходилось, даже на учениях, разве только что загоняли машины с дорог в укрытия, в лес, так это каких-то 10-20 метров, а не 30 км., в буквальном смысле слова «по бездорожью и разгильдяйству».

        Когда бутылка закончилась, мне эта Валькина идея не представлялась больше такой бредовой. Закончив нашу, почти пикниковую трапезу, сели в машину и, благословясь, тронулись потихоньку.

       А весь секрет Валькин заключался в следующем. С правой стороны от «автобана», в лесу, метрах в 50-ти от опушки, была проложена параллельная дорога такими же ухарями, как и он. Дорога была проложена по редколесью и, естественно, прямизной не отличалась. Дорога была настолько необычна, а настроение наше настолько приподнято, что мы начали орать песни на весь лес. Нам было наплевать на мнение лесных обитателей, главное, что от Инженерной и до Фролищ не было ни одной живой души. Не доезжая до посёлка, Валя пересёк «автобан», и опять лесом, только ему известными путями, выехал на берег реки. Потом мы спустились в пойму и, как ни в чём не бывало, по над рекой, вдоль и под прикрытием высокого пойменного берега, появились у моего дома. Выскочившие из дома его обитатели, ни чего не понимая, ошалело смотрели на ревущий УРАЛ, медленно взбирающийся на взгорок, прямо к моему крыльцу. Больше всех была взволнована моя жена. Она знала, что мы должны были возвратиться сегодня из Москвы. Но вот, чтобы так, прямо из леса, да ещё со стороны реки, где сроду никто не ездил, было сверх её понимания. Быстрее всех поняла ситуацию Ада Озерова:

                                   - Аида, смотри, они же оба «косые».

                                   - Как «косые», в таком виде разве проехать по лесу?

       Валентин авторитетно, даже не улыбаясь, заявляет:

                                   - Во-первых, не косые, а уставшие, а во-вторых, мы ехали моей персональной самой короткой дорогой, вы бы лучше чем смеяться, налили бы нам по стакану и закусить дали. Дорога, будь она неладна, не приведи Господи. Чтоб мне сто лет не ездить в эту Москву!

       Поскольку рабочий день уже давно закончился, на «стройплощадке» никого не было, мы с Валей поставили машину на «стройплощадку», сдали по охрану часовому и направились обратно ко мне. На всё ушло 10 минут. Там уже Аида и Ада по-быстрому приготовили ужин, и пожелание Вали было выполнено. Просидев за ужином часа полтора и обсудив все перипетии нашей поездки, разошлись по домам.

        А о событиях 1972 года, думаю, надо рассказать особо. Почти уверен, что поколение, которому сейчас до 40 ничего об этом или не знают или не помнят.

        Началось это ещё в 1971 году. Весна и лето этого года выдались жаркими и сухими, дождей почти не было до средины осени. Зима была малоснежной. А начиная с апреля 1972 года и всё лето, солнце пекло как в Африке и ни капли осадков до глубокой осени. Пожары начались со средины мая и почти сразу по всей стране. Первыми, как всегда, загорелись торфяники, а их вокруг Москвы предостаточно. Не обидел Господь торфяниками и Горьковскую область. А уж про Фролищи и говорить нечего, в ближайшей округе сплошные торфяные поля. Сизым одеялом дымовой завесы была покрыта вся страна. Дышать было тяжело даже за городом, а уж про города лучше и не вспоминать. Ситуация начала выходить из под контроля. В стране была объявлена частичная мобилизация военнообязанных из запаса. Мобилизации подлежали офицеры, в основном инженерных войск,  водители автотранспорта вместе с транспортными средствами и механики. Мобилизовалась инженерная техника: бульдозеры, экскаваторы, скреперы, пожарные автомобили, транспортные средства вместе с обслуживающим персоналом. С армейских  складов «НЗ» с консервации снимались мотопомпы, шанцевый инструмент и специальная защитная одежда. Ситуация в стране была самая серьёзная. Во Фролищах в это время обстановка усугублялась местоположением посёлка. Кругом сухой, как порох лес, весь комплекс Учебного Центра академии вообще размещался в лесу! И самое опасное и чреватое большими неприятностями, «Смольный»! Этот объект был страшнее пороховой бочки. Большое количество легковоспламеняющихся жидкостей, боевые химические вещества, взрывчатка, реактивные снаряды к системе «Град» с пороховыми двигателями, большое количество баллонов с кислородом, ацетиленом и другими газами неизвестного происхождения, привезённые для утилизации. Площадь склада около одного гектара, т. е. периметр протяжённостью 400 метров. Склад расположен в сухом сосновом лесу. От окружающих опушек леса до периметра то 5 до 10 метров и только с одной стороны до 40 метров. А в районе расположения склада лес уже горел на расстоянии 0,5-0,7 км.

       В это время в Учебном Центре академии проходил лагерный сбор курсантов, слушателей инженерных факультетов академии. На начальнике лагерного сбора, заместителе начальника академии генерал-майоре Зюзине лежала чрезвычайная ответственность за положение дел на всех объектах Центра.

       Чрезвычайность ситуации в стране, вынудило Правительство к чрезвычайным мерам. На борьбу с пожарами были брошены войсковые части и подразделения внутренних Военных округов, были созданы региональные Штабы по борьбе с пожарами. Штабы эти, как правило, возглавлялись руководителями местной власти, а заместителями у них были старшие военные начальники региона.

       Не были исключением и Фролищи. В гарнизоне Фролищи был создан Штаб по борьбе с пожарами, во главе с начальником лагерного сбора академии генералом Зюзиным. В состав Штаба вошли: Председатель поселкового Совета, начальник Учебного Центра академии, Начальник полигона и его заместитель, Ваш покорный слуга. Кроме этого, входило несколько технических работников, занимавшихся материально-техническим обеспечением всех мероприятий проводимых Штабом в этом регионе.

       На первом же заседании были определены зоны ответственности за предупреждение возникновения новых очагов пожаров в этих зонах, а также   предотвращение продвижения уже существующих. Работа предстояла архи тяжёлая и чрезвычайно ответственная. Мне, как всегда, был поручен самый «почётный» участок. И не трудно догадаться какой, конечно же «Смольный», поскольку он числился в перечне моих «поднадзорных» объектов. Вопрос стоял весьма круто. Мы рассчитали, с учётом всех проводимых мероприятий по борьбе с наступающим огнём, что фронт пожара может подступить вплотную к «Смольному не ранее недели. За это время нужно было создать буферную зону, свободную от леса и другого горючего материала, вокруг «Смольного» не менее 50 метров по всему периметру. Для выполнения задачи я попросил 20 курсантов, УРАЛ Вали Чёлышева, двух сверхсрочников, Бочарова и Красноцветова, капитана Сергеева, главного полигонного подрывника и две бензопилы.

На следующее, после знакового заседания Штаба ответственных «пожарников», утро, мы с Валентином на его УРАЛе собрали всю противопожарную команду, и  прямиком, направились на «Смольный». Прибыв на место предстоящих «подвигов», я разрешил, «спешившимся» курсантам перекурить и привести себя в порядок. Во время разгрузки до моего слуха, а со слухом тогда у меня было всё в порядке, дошли некоторые реплики и замечания курсантов, в основном сынков влиятельных родителей из Министерства Обороны и других, не менее влиятельных в отношении академии, госучреждений. А зачем нас сюда привезли? Мы приехали сюда учиться, а не лес заготавливать. А чем тогда занимается здешний батальон? Ну, и прочее в том же духе. Ко мне подходит Захарыч и говорит: -«…товарищ майор, с этими «гавриками» ничего путёвого не выйдет. Я ему отвечаю: -«…а ты знаешь, кем я был до того времени, как стал химиком...?». Смеётся: -«…нет…». «…А был я, товарищ старшина, пехотным командиром и окончил Московское Краснознамённое пехотное училище им. Верховного Совета РСФСР «кремлёвских курсантов». Услышав всё это у моего Захарыча нижняя челюсть не могла оставаться на месте. Сейчас ты увидишь, как эти папенькины и маменькины сынки превратятся в солдат.

Построив в две шеренги всю эту «расхлюстанную интеллигенцию», и придав их внешнему виду некое подобие военнослужащих, я обратился к ним с прочувствованной душеспасительной речью-проповедью, воспроизвести которую здесь не представляется возможным. Говорил я не долго, но с вдохновением, от чего у курсантов глаза опустились долу вместе с ушами. А мои непосредственные подчинённые как мыши куда-то все попрятались.

       Время разговоров закончилось, пора было приступать к работе. Из курсантов  создали несколько команд, возглавляемых офицерами и старшинами из постоянного состава. Захарыч и Миша Красноцветов возглавили команду «вольщиков», сержант сверхсрочник Матвиенко возглавил команду по обрубке сучьев и подготовки их для транспортировки к месту временного складирования. Капитану Сергееву было поручена трелёвка хлыстов с территории склада на специальную площадку. Перед началом работ курсанты совместно со своими старшими были проинструктированы по технике безопасности при валке и трелёвке леса. Первый наш рабочий день прошёл благополучно, без происшествий.

       К средине следующего дня выявилось неприятное обстоятельство. Ко мне подошёл водитель УРАЛа, Валя Челышев и сказал, что его машина не может подъезжать к месту волки и брать хлысты на трелёвку из-за образовавшихся пней. Что делать? Короткое совещание с ветеранами. Таскать вручную, исключается, покалечим курсантов. Катать с помощью рычагов через пни, долго. Корчевать пни вручную, по методике знаменитого генерала Карбышева, «…Один сапёр - один топор; один пень - один день», так он учил солдат и офицеров запоминать нормативы по инженерной подготовке. Исключалось из-за длительности процесса. Тогда сметливый Захарыч, вроде как в шутку, подаёт мысль, а если тротилом? Тут же встал на «уши» наш главный подрывник, капитан Сергеев, непочтительно назвав Захарыча «чокнутым». Я прикинул, и понял, что этот способ самый радикальный по всем параметрам. Тут опять начал «возникать» Сергеев со всякого рода «страшилками» в виде длительной процедуры осуществления этого авантюрного плана. Начинается такой разговор:

                               - Ты  склад   сегодня  вскрывал?

                               - Вскрывал, у нас же там весь инструмент хранится.

                               - Бланки накладных на складе есть?

                               - Есть.

                               - Кладовщик Матвиенко здесь, ключи у него?

                               - Да. Матвиенко здесь и ключи у него.

                               - Так в чём же дело?

                               - А кто подпишет заявку и накладные?

                               - Неси сюда всю свою канцелярию, разберёмся.

       Сергеев уходит на территорию склада, в одно их хранилищ. Подходят Захарыч с Красноцветовым и тоже начинают выражать свои сомнения. Я начинаю терять терпение:           

                               -Мужики, вы представляете, что произойдёт, если мы вовремя не создадим защитную зону со стороны надвигающегося огня? На последнем совещании ставился вопрос о возможности эвакуации населения посёлка на Инженерную?

                                - Да мы уже слышали и в посёлке многие знают.

                                - Вы же сами жители посёлка, представляете, во что это выльется? Вы, что не знаете Зюзина? Начнутся совещания, согласования, консультации, сколько времени зря уйдёт. И всё из-за того, чтобы не брать на себя ответственность.

                                 - А вы не боитесь, что, не дай Бог, что случиться, во всём обвинят Вас за самоуправство?

                                 - Я благодарен вам за заботу о моём будущем, но уверен, что передачи вам мне носить не придётся. Вон, идёт Сергеев со своей канцелярией, и давайте побыстрее за работу.

       Подходит Сергеев со всем необходимым для оформления взрывчатки. Пишу ему письменное распоряжение на выдачу и получение 20 кг. тротила и соответствующего количества детонаторов и огнепроводного шнура. Приказываю всех с места взрывных работ отвести в район караульного помещения, за 100 метров от места подрыва. Со мной остаются Захарыч, Красноцветов, Сергеев и Матвиенко. Вместе с Валентином Чёлышевым намечаем пути подъезда и выезда с «делянки», отмечая пни для корчёвки. Валентин с машиной тоже покидает место подрыва. Я представил, что произойдёт, если пенёк весом в два центнера с высоты 15-20 метров свалится на капот или кабину машины!

       А пеньки попались не слабые, диаметром от 50 до 70 сантиметров. Лес в этом месте мачтовый, весь за сто лет. Решили для пробы выбрать пенёк побольше. Сергеев спрашивает, сколько класть. Положили под центр пня 800 грамм, для пробы. Хорошо, что грунт песчаный, легко подкапывать, да и выходить они должны легко. Сергеев остался у пня один, а мы ушли метров за 30 и укрылись за деревьями. Смотрим, бежит к нам, встал рядом. Секунд через 10 так жахнуло, что мы от неожиданности присели. Здоровенный пень вылетел из грунта, как вспугнутая птица и взвился метров на 20. Захарыч, весь сияя от удовольствия, хлопает Сергеева по плечу и говорит, что работа отличная.

       Поскольку на площадке нас было пятеро, решили, для ускорения процесса, подрывать сразу по пять пней. На подготовку ушло минут 20-25, благо грунт мягкий. По команде Сергеева почти одновременно поджигаем шнуры и бежим в своё укрытие. Вот на этот-то раз громыхнуло, так громыхнуло! Работы осталось ещё на две закладки. Следующая закладка была почти подготовлена, как произошло событие, которого мы предусмотреть не могли.

       Мы, как-то все сразу услышали звук подъехавшей машины и остановившейся у караульного помещения, оторвались от своей работы и смотрим в сторону караулки. Я сразу понял, в чём дело. Велел своим помощникам на время стать невидимыми. По моей реплике Захарыч первый произнёс это слово вслух, Зюзин!

       Моя  братия отправилась на перекур за кустики, а я на расправу к подходившему красному и всклокоченному генералу. И с ходу:

                                - Вы что тут делаете, такую вашу, растакую, разетакую…!

       Всё, что говорилось генералом дальше, воспроизведению не подлежит.

       Спокойно, даже может слишком, докладываю по всей форме, кто и какую работу выполняет и по чьему распоряжению. А в данный момент идёт корчёвка пней для обеспечения свободного манёвра машины, трелюющей сваленный лес.

                               - Ну и как же это вы тут корчуете пни?

                               -Экспресс-методом, с помощью тротила.

                               - И кто же этот метод придумал?

                               - Коллективно, вместе с ветеранами Учебного Центра академии.

                               - И кто же эти специалисты по корчёвке пней?

                               - Да вы их хорошо знаете: Сергеев, Бочаров и Красноцветов.

                               - Та-а-к! И эти проходимцы здесь?

                               - Они отличные ребята, мастера на все руки.

                               - А кто дал разрешение?

                               -….Я.

                               - А по какому праву?

                               - По праву чрезвычайной ситуации, о которой вы докладывали позавчера на заседании Штаба.

                               - А ты знаешь, что в домах посёлка от вашей корчёвки из окон домов вылетают стёкла?

                                - Товарищ генерал, а вы что предпочитаете, целые стёкла в домах посёлка или загоревшийся и взорвавшийся «Смольный» со всем его содержимым. Тогда стёкла в домах уже могут никому не потребоваться.

                                - Ладно, чёрт с вами, долго ещё тут «бомбить» будете?

                                - Осталось две закладки и на этом конец.

                                - Знаешь, Кареев, с таким характером, ты когда-нибудь башку себе свернёшь.

                                - Да уж как получится, товарищ генерал.

                                - А, что я скажу председателю поселкового Совета, ведь бабки к нему идут с разбитыми стёклами?

                                - А вы задайте ему тот же вопрос, который задал вам я, о целых стёклах и вероятностью взрыва «Смольного», и, кстати, напомните, что он тоже является членом Штаба по пожаротушению и даже вашим заместителем.

                                 - А  куда попрятались, твои помощнички? Давай-ка их сюда.

       Зову. Подходят: Захарыч, Красноцветов, Сергеев и Матвиенко.

                                 - Та-а-к! Ну что, голубчики, спрятаться не выйдет, если что случиться, отвечать будете всей бригадой!

       В разговор встревает Захарыч.

                                 - Товарищ генерал, вы знаете нас не первый год, мы этого «мыла» извели не меряно, и все было путём.

                                 - В том-то и опасность, что вы слишком привыкли к этому, можете расслабиться и потерять бдительность.

       Чувствую, что разговор переходит в разряд обычной начальственной перестраховочной накачки, и пора его заканчивать.

                                 - Товарищ генерал, я ведь тоже член Штаба и, кроме того, здесь я старший по званию и по должности, а это все мои непосредственные подчинённые. И я заверяю вас, что всё будет в порядке. А председателя, в отношении выбитых стёкол, успокойте, у нас на складе стекло есть, мы всё компенсируем.

                                 - А за чей счёт?

                                 - За счёт государства, поскольку занимаемся здесь государственной работой.

                                 -Ну-ну, и чтобы с «бомбёжкой» сегодня всё закончить!

                                 - Есть! Хором ответила вся команда.

       Генерал уехал, и мы спокойно продолжили, так некстати, прерванную работу. Пока мы «авралили» на «Смольном», огневой фронт, надвигавшийся на этот опасный объект, удалось остановить расширенной дорогой, к которой он подошёл. С помощью бульдозера и АРСов этот опасный очаг был ликвидирован.

       Ликвидация пожаров в стране и в районе Фролищ продолжалась до глубокой осени, пока не начались, наконец, долгожданные осенние дожди. Особенно тяжёлая обстановка складывалась в районах торфяных разработок. Имели место и трагические случаи, когда автомашины, заезжая на торфяные поля, проваливались буквально в огненные бездны. Гасить торфяные массивы чрезвычайно тяжело, потому, что торф может гореть в глубине пласта, ничем себя не выдавая. Из-за этого и происходили эти трагедии.

       Небольшими возгораниями, которые появлялись невесть откуда, в разных местах в округе посёлка и на объектах Учебного Центра академии, занималось практически всё население посёлка и сотрудники полигона, даже дети. Очень часто  возгорания возникали на дорогах от автомобильных выхлопов. Возгорание могло произойти даже от лежащей на солнце стеклянной бутылки, которая срабатывала, как увеличительное стекло.

       Я уже упоминал, что жили мы с женой за «стройплощадкой», в лесу, на берегу поймы Луха. В обычные годы в этой низине почва почти всё лето была влажная и, местами даже заболоченная. Но за два года засухи там тоже всё пересохло и превратилось в хороший горючий материал. И моя жена с соседкой Адой Озеровой чуть ли не каждый день ходили по этой низине с вёдрами воды и ковшиками и заливали то тут, то там появлявшиеся струйки дыма. Под лесной подстилкой в этом месте тоже оказались торфяные выходы.

Но, несмотря на все эти трудности, люди находили время и на другие, более интересные занятия. Из развлечений на природе, остались только купание в реке, при каждом удобном случае, и рыбалка. Все водоёмы сильно пересохли, особенно пойменные озерки и старицы и в них оказалась такая прорва золотистого карася, что мы с Колей Лобовым занялись почти промышленным промыслом. Других желающих почему-то не оказалось. Правда, пару раз втравили в это дело начальника полигона Топалова Леонида Васильевича. Для этого занятия использовали любое свободное время, в основном, обеденный перерыв и после работы. Об этом занятии я написал отдельный рассказ.

       За время пребывания во Фролищах было достаточно всяких случаев и событий, описать  которые просто невозможно, да, наверное, и не нужно. Наверное, следует упомянуть только те, которые каким-то образом выделялись из повседневной рутины и имели некоторый оттенок развлекательности.

        Мы жили в одном домике с майором Озеровым Анатолием Николаевичем и у нас, случайно и самым необычным образом, появилась прекрасная овчарка. Она внесла в наши семьи радостное разнообразие и, вместе с тем целый ряд проблем. Об этой замечательной собаке мною тоже написан отдельный рассказ.

       Написан рассказ о не менее знаменитом диком зайце, который почти все лето прожил у нас с женой. И самое главное и неординарное, он развел миф о том, что самое любимое лакомство зайцев это морковь.

       Как-то, в августе 1971 года, накануне выходного, дня женщины Центра упросили меня организовать поездку за клюквой на какое-то знаменитое болото, сейчас уже не могу вспомнить, но довольно далеко. Как выяснилось, зачинщиками этой клюквенной экспедиции были Нелли Топалова, Ада Озерова и моя благоверная. УРАЛ гнать в такую даль было накладно. Пошёл к комбату договариваться на ГАЗ-63 для перевозки людей. Вместимость до 25 человек. Договорились, что прихватим и батальонных желающих. Набралось всего, со мной и водителем, около 25 человек. Выехали пораньше, часов в 8 утра. Машина проходимая, дорога терпимая, «идэмо», как говорил один мой сослуживец из братской республики.

       Когда до места сбора клюквы оставалось километра 3, я стал внимательно всматриваться в обочины дороги, а ехал я в кузове у самой кабины. Меня больше интересовали грибы, а не клюква. Я её, как-то собирал в тверской губернии, и мне, почему-то, больше не хотелось этим заниматься. Как правило, клюквенные болота, заросши очень неприятной правкой, болиголовом. Через час голова начинает просто раскалываться. Вот этого-то мне и не хотелось.

        Мои ожидания не подвели меня. Не смотря на очень жаркое лето, почва в этом месте не была такой сухой, как в других местах. Видимо сказывалась близость болота и довольно большого по площади. Наблюдая за объектами своего вожделения, я сбился со счёта. Остальная публика, полностью поглощённая предстоящим сбором ягод, не обращала на меня никакого внимания.

       Доехав, наконец, до места, все вышли и слезли к машине и направились по своим делам, кто направо, а кто налево. Когда и эта процедура была исполнена, договорились о последующем порядке действий и направились на сбор ягод. Я задержал жену и объяснил ей ситуацию. Или, с головной болью париться на клюкве, или, в прохладном лесу на чистом и свежем воздухе собирать грибы, которые я заприметил по дороге. Уговаривать её долго не пришлось. Я уже успел пристрастить её к этому, увлекательному и весьма полезному, во всех отношениях, занятию. Я подошёл к водителю и попросил его отвести нас с женой в обратном направлении километра за 3, а потом вернуться на прежнее место, где должны были собираться все ягодники. После сбора ягод, на обратной дороге, они нас подберут. На этом и порешили, и водитель отправился обратно на болото, а мы с женой занялись сбором грибов.

       Процесс этот целиком зависел от настойчивости и терпения сборщиков ягод, а это оказалось ни много ни мало, около 4 часов, когда они подъехали к месту нашего ожидания. Когда они нас увидели, из кузова раздалось протяжное «у-у-у-у!!!» И это было не удивительно. За это время мы с женой набрали: два ведра, приготовленные под клюкву, и двое спортивных тренировочных штанов, поскольку на нас с женой их было по две пары, от комаров. Наши спутники «обозвали» нас очень хитрыми ловкачами, а я в ответ произнёс сакраментальную фразу: «…Каждому, своё..!». И, в общем-то, все очень довольные возвращались домой. Поездка точно удалась.

       Были случаи, прямо-таки из разряда анекдотов. Во время очередного лагерного сбора слушателей из одного из наших хранилищ, из опломбированного деревянного контейнера, пропала часть спирта, отлитая из стоявшей там бутыли. Контейнер принадлежал преподавателю 5-й кафедры полковнику Стрельцову, феноменально толстому и столь же феноменально жадному. Последнее качество полковника сильно раздражало определённую категорию наших сотрудников, 99%, которых составляли  сержанты и старшины сверхсрочной службы. Стрельцов поднял невероятный шум, ограничив его территорией «стройплощадки», где и находилось пресловутое хранилище. А вся эта  99% компания находилась, в основном, в моём ведении, Топалов и попросил меня разобраться с этим злоумышлением.

        Раздумывать мне долго не пришлось, вызываю Захарыча:

                                 - Ну, дед, колись, как на духу, чьих рук дело?

        Стоит, как Швейк, улыбается своей хитроватой улыбкой, и выжидает моей реакции на его «ангельский» вид.

                                 - Ну и что, долго придуриваться будешь?

                                 - А Вы нас не сдадите?

                                 - Захарыч, ты в своём уме, мне такие вопросы задаёшь, ты что, не знаешь меня, я своих не сдаю!

                                 -.Так это так, к слову, на всякий случай.

                                 - А теперь, рассказывай, и без «так», и без «к слову»!

                                 - Так, это, кажись, позавчера было. Стрельцов попросил нас…

                                 - Кого это вас

                                 - Меня, Мишку Красноцветова и Колю Лобова, поставить ему на ихней площадке навес, навроде, как летняя столовая. Мы поставили, в обед, потому, что своей работы было невпроворот. Намекнули, мол, мы ещё не обедали, и перед обедом не плохо бы принять по стакашку. Ладно, говорит, ребята, как-нибудь налью, а сейчас пока нет. Мы знаем точно, что есть, а он это дело замотать хочет. Ну, в общем, ушли злые и не солоно хлебавши.

                                  - Ну, и что дальше?

                                  -А дальше всё просто, стрельцовский-то контейнер стоял у Лобова в складе, когда со «стройплощадки» все ушли, мы зашли в склад. А он, вот голубчик, стоит и «ку-ку», опломбированный. Стоим с Мишкой чешем «репу», всё рядом, ан не взять. А Колька стоит и улыбается, как блаженный.

                                - Так, он, что, подразнить вас привёл?

                                - Да, нет, он подлец уже заранее всё продумал, а нас на «чердак» проверял, вот зараза! Вы знаете эти деревянные контейнеры из ПРХМ, они с патефонными замками под пломбы, а петли у них не внутренние, а накидные,  наружные, какой дурак это придумал, не понятно.

                              - Захарыч, не тяни резину!

                              - Так вот, смотрит он на нас, как на придурков, и улыбается. Мишка посмотрел на него так, что он улыбаться перестал. Чего лыбишься, делать-то чего?

                              - Сначала мозгами поработайте, а уж потом и ручками. Или, что деды, совсем соображать перестали?

       Захарыч сплюнул от досады, вспоминая вчерашнее. И, ведь, что придумал ваш любимчик. Взял отвёртку, аккуратно вывернул шурупы на верхней планке петель, поднял крышку и командует нам, как салагам:

                               - Вынимайте бутыль осторожней, чтобы пластилиновые печати на крышке не повредить.

       Вынули, крышку, аккуратно положили, видим на бутиле отметина карандашом по стеклу на уровне спирта. Что делать? Мишка, не долго думая, говорит:

                               - Захарыч, выйди, тут бочка пожарная стоит, водички принеси.

                               - Да она ж там, наверное, зелёная?

 - Нет, вчера кажись во всех бочках воду сменили, Кареев тут всех гонял, говорил, что не бочки пожарные, а лягушатники.

                               -Захарыч, а что бы было, если бы я не приказал воду заменить?

                               - А, чёрт её знает, наверное, так зеленой бы со злости и налили.

                               - Ну и чем эта операция «Ы» у вас закончилась?

                               - Очень просто, долили водички, поставили бутыль на место и всё путём завинтили.

                               - Да, а водичка-то, хотя и заменённая, но все же мутноватая оказалась. А Стрельцов, как, никак, а химик, учуял сразу покражу.

                               - А я ему очень хороший вопрос задал.

                               - Это, какой же?

                               - Я его спросил, так, между прочим, Николай Васильевич, вам ведь для учебных целей спирт выдают с нашего склада техотдела, зачем вам потребовалось привозить спирт из Москвы, и он наплёл мне такого, что под конец сам запутался, а в завершение сказал, что плевать на эту пропажу. И я понял, что спиртик-то вы у него слямзили, его собственный, для личного потребления. Ладно, Захарыч, считай, что следствие закончено, но больше ни-ни.

                                - Это уж точно, самим дороже, спасибо!

       Вот такие бывают анекдоты из подлинной жизни.

       Было у нас во Фролищах ещё одно весьма увлекательное развлечение, помогавшее скрасить длинные и довольно нудные фролищенские зимы. Это охота и главным образом на зайцев с гончими. Это, пожалуй, самая увлекательная зимняя охота. Мне приходилось охотиться на Дальнем Востоке, в Приморье, в Уссурийской тайге. Безусловно, объектов для охоты там намного больше: косуля, кабан, изюбрь, кабарга, лось, марал, гималайский медведь, бурый медведь, лиса, заяц, куница, ондатра. Т.е. Уссурийская тайга, что-то вроде мясного супермаркета. Но, охота там требует длительного выхода в тайгу и не в одиночку. Найти зверя в Уссурийской тайге не просто. Сопки стоят практически одна возле другой, разделённые узкими распадками с редкими расширениями в виде полян, на которых летом повсеместно располагают пасеки. Чтобы там успешно охотиться, нужно очень хорошо знать местность. У нас для географических исследований время не было. И поэтому охотились мы довольно «диким» способом. Рядом с нашим расположением были соевые поля. После уборки урожая на соевом поле оставалась довольно высокая стерня со стручками сои, излюбленным лакомством косуль. Поздней осенью, по первой снежной пороше, косули по ночам выходили на эти поля кормиться на соевой стерне. Вот мы и приспособились охотиться на них, подъезжая на близкое расстояние на УРАЛе с включённой поисковой фарой. При таком ярком свете, в окружающей кромешной темноте, косули, как правило, стояли как вкопанные. Выходили они, как правило, небольшими табунками, до 7-8 голов. Добыть таким способом удавалось не более 2-х. Такие выезды были не чаще одного раза в месяц. И охота эта была, конечно, не спортивная, а от нужды, с питанием у нас там было отвратительно.

       Ну, а фролищенская охота на зайчишек, это конечно спорт в чистом виде. Охотников «академических» и «батальонных» было около 10 человек, но на охоту выезжало не более половины, по разным причинам. Главными заводилами в этих забавах были двое: Миша Красноцветов и ещё один старшина, то ли из батальона, то ли из 405 склада, не помню. Эти были постоянными членами команд, а остальной состав постоянно менялся в зависимости от обстоятельств.

       На зайцев с гончими я ходил только во Фролищах. Совершенно ни на что не похожая охота. Когда собака берёт след и скрывается с глаз охотника, наступает самый ответственный и захватывающе волнующий момент. Надо оговориться, что заяц зверь оседлый и не шатается по лесу, где придётся. Поэтому, не желая покидать  облюбованную территорию, он ходит кругами, стараясь сбить собаку со следа разными приёмами. А в заячьем арсенале их предостаточно. Собака идёт по следу, слегка подлаивая, давая знать хозяину о своём местоположении и стараясь поднять зайца с лёжки. Ещё одна оговорка. Заяц кормится, как правило, по ночам и с вечера, а на день залегает на лёжке, прямо в снегу, в каком-нибудь укромном и «крепком» месте. Услышав лай собаки, у косого не выдерживают нервы, и он пускается наутёк. Собака идёт по следу, не видя объект своего преследования, а руководствуясь только своим чутьём. Круги, описываемые зайцем, могут доходить до 1-1,5 км., а расстояние между зайцем и собакой  колеблется от 150 до 250 метров. Это зависит от глубины снежного покрова и пересеченности местности. Заяц  во время гона пытается всячески запутать свои следы и сбить собаку со следа. Излюбленные его «фортели» это «сколоться со следа», т.е. сделать огромный скачок в сторону, до 3 метров. Пока собака на этом месте крутится, отыскивая след, заяц за это время получает значительную фору и передышку. Ещё один приёмчик. Выскочив на небольшую полянку, заяц начинает на ней носиться, как ошалелый, а потом опять «скалывается» со следа, и был таков. У собаки создаётся впечатление, что на поляне прошёл целый табун зайцев. Опять начинаются поиска выходного следа. Иногда, в особо тяжёлых для зайца ситуациях и при наличии на пути подходящего высокого пня, заяц может вскочить на пень и затаиться. Собака будет до одурения мотаться вокруг этого места, не замечая зайца, поскольку работает она нижним чутьём. В отличии от легавых собак, работающих и верхним и нижним чутьём. А зайцу нужно только отдышаться, а потом, когда собака отвлечётся на мгновение, косой так сиганёт с пня, что собака и не заметит.

       Гон продолжается довольно долго, до нескольких часов. После первого круга необходимо, как можно точнее, определить, в каком месте нужно встать охотнику, чтобы заяц вышел на него. В этом и заключается главное искусство и удачливость охотника. Если собака достаточно «вязкая», т.е. обладает и азартом и упорством, то у косого шансов улизнуть, практически нет. Но на охоте бывает всякое. Редко, но иногда бывает, что собака сома «сколется» на лисий след, тогда дела плохи, эта кумушка может завести собаку невесть куда. Тогда остаётся только одно, снимать собаку со следа. В ход идут все средства, и отзыв голосом, и использование вместо рога стволов ружей и стрельба. Хорошо натасканная собака, при первом же выстреле прекращает гон и возвращается к хозяину. Это врождённое и натренированное качество породистой собаки, означающей для неё сигнал, что дичь дошла до охотника, и добыта, и пора идти за вознаграждением. Бывают и достаточно комические случаи. Вот несколько из них.

        Очередной выезд на охоту за зайчиками. Компания самая подходящая: Миша Красноцветов с Найдой, нашей любимицей, Захарыч, больше для балагурства, Толик Озеров и я. Выезжаем обычно затемно, дорога не менее часа. Ездили в облюбованное нами место, за Почайку и немного в сторону. Лес был просветлённый, с хорошо обозначенными просеками, сосна, подлеска мало, но кое-где попадались и «крепи» в виде сухих болот, поросших мелким ельником. В общем, место глухое тихое и не нахоженное, самое, что надо. Зайца было в достатке. Ездили мы в основном в это, понравившееся нам, место. Заячьи следы во многих местах пересекали дорогу, искать долго не надо было. Ездили обычно по первому снегу и до начала февраля. В декабре дни короткие и выезжали с таким расчётом, чтобы на месте быть чуть свет. Приехали на место стали выгружаться из кузова машины. Миша Красноцветов, вместо того, чтобы сойти самому, а потом, взяв на руки Найду, спустить её на дорогу, не долго думая, сгрёб её в охапку и хотел бросить в снег, да не рассчитал, и попал на твёрдую дорогу. Найда упала, вскочила на ноги, и жалобно заскулив, захромала. Мы всем скопом набросились на него за непочтительное отношение к, любимой всеми нами собаке. Все её старались приласкать и пожалеть, а Мишка, наоборот, начал на неё кричать, обвиняя в неловкости. Наконец, успокоив Найду, тут же поставили её на свежий утренний след. След она сразу взяла, но как-то без прежнего энтузиазма. Захарыч заметил, так вроде, между прочим: -«…Охота, кажись, накрылась…». Не обратив на замечание Захарыча внимание, мы направились по дороге к предполагаемому месту гона. Больше мы Найду не видели и не слышали. Охрипнув от призывных криков и расстреляв почти все патроны, протрубя полчаса в четыре ствола, после короткого, почти траурного совещания вынуждены были отправиться домой.

       У нас была традиция. После охоты заезжать сначала ко мне. Поскольку в лес мы никакое пойло не брали, то всё это откладывалось на потом, до моего дома. Жена с уважением относилась к моим компаньонам и с большой любовью к Найде. Поэтому к нашему приезду всегда была готова холодная закуска и бутылка водки. А Найде, большая миска каши с тушёнкой. Поэтому эту традицию все очень любили, особенно Найда. И не зависимо от количества добытых зайцев, один всегда доставался жене за угощение и приют. Таким образом, довольны были буквально все.

        Поэтому, когда мы тронулись в сторону дома, я был уверен, что Найду я обнаружу у себя дома. И мне надо было за время дороги, каким-то образом отговорить мужиков от традиционного заезда ко мне домой. Пока я мучился в раздумьях, Захарыч философски изрёк: - «…а к Николаичу нам сегодня заезжать не след, нам Николавна вместо закуски, выволочку устроит за Найду...». Все, как-то сразу с этим согласились и начали обсуждать варианты поиска Найды. Когда уже подъехали к «стройплощадке», я сошёл с машины, попрощался и пошёл к дому.

       Я почти не удивился, когда, подойдя к дому, на крыльце увидел, виляющую хвостом, Найду, с животом раздутым от, уже съеденной каши и, наверняка с увеличенной  порцией. Когда я объяснил жене, что произошло, она сказала, что нам так и надо, а Мишке достались, прямо-таки, словесные оплеухи.

       Ещё, не менее комический случай, приключился на заячьей охоте в том же лесу, но уже немного с другой командой охотников. Вместо Захарыча был Андрей Ильин и старшина из батальона. Но главным гвоздём программы был гончак, кобель огромных размеров и феноменально ленив, но мы узнали об этом только во время гона. Этого кобеля подсуропил нам Толик Озеров. В это время он с семьёй жил уже «на горе», в посёлке, познакомился там с местным охотником, который в нашу команду  почему-то не входил. У него тоже была гончая, кабель, размером с 3-х месячного телёнка, ну, просто, волкодав. Вот его-то Толик и предложил взять на очередную охоту в помощь Найде, уже амнистированной.

       Сбор был назначен у батальона, потому, что, кроме меня, все остальные жили в посёлке. Когда я подошёл к дому хозяина этого монстра, машина уже стояла на дороге готовая в путь, а около дома, в полной темноте, происходила какая-то непонятная возня. Я спросил стоявшего рядом с калиткой Мишу Красноцветова, в чём дело, в чем задержка.

                                - Да там Озеров, это чудо природы из под дома ни как не может выманить.

                                - А хозяин где же?

                                -А чёрт его душу знает, уехал, то ли в  Ильино, то ли ещё куда!

                                - А кто там с ним, он, что, один?

- Да нет, Андрей там с ним канителится, на пару дурью маются!  

                                - Не понял, почему дурью?

                                -А что толку от этого кобеля, одна морока, и чего это Озеров удумал, с ним хозяин-то, я слышал, сам на охоте мается!

                                - Так пойдём, посмотрим, что там происходит.

                                - А чего смотреть-то, урод, он и есть урод! Да и темень там, глаз коли!

                                 - У меня фонарь мощный есть, посветим, может, и поможем чем?

       Я пошёл к дому, Мишка нехотя пошёл за мной. Включаю фонарь и наблюдаю интересную картину. Озеров наполовину залез через лаз в фундаменте, под дом, дрыгает ногами и чего-то там, под домом, кричит. Рядом стоит Андрей Ильин и корчится от смеха. Ничего не понимая, спрашиваю:

                                 - Андрей, что тут происходит, что это за цирк?

- Вячеслав Николаевич, Толик тут какого-то сильно породистого гончака сговорил, клянётся, что, суперкласс!

                                  - Ну-ка, дай ему команду, чтобы он вылез от туда.

       Ильин нагибается и дергает Толика за ногу. Под домом опять раздаётся возбуждённый голос, но через некоторое время наружу появляется весь Толик и набрасывается на Андрея с упрёками:

                                  - Я его уже почти в руках держал, зачем помешал мне?

       Ослеплённый светом фонаря, Толик не сразу замечает меня. Я направил луч фонаря в сторону. Увидев меня, смягчился и начал объясняться:

                                  - Вячеслав Николаевич, хозяин вчера уехал и разрешил взять Грома на охоту, сказал, что кобель отличный, «вязкий» с хорошим голосом. Я подумал, Найде полегче за ним ходить будет.

                                  - А почему он на кличку не идёт?

                                  - Наверное, на чужой голос не хочет выходить?

                                  - И как же тогда мы с ним в лесу управляться будем?

                                  - Так Вы же знаете, охотничья собака любого человека с ружьём за своего считает.

                                  - Это-то я знаю, но как ты его оттуда вытащишь, время-то уходит, вон  Красноцветов, каким волком на нас смотрит.

                                  - Не волнуйтесь, через пять минут он будет здесь.

       Толик, с удивительным проворством, опять юркнул под дом. Нам оставалось только терпеливо ждать. Действительно, через небольшой промежуток времени фигура Озерова пришла в движение и он начал медленно появляться из лаза. Я посветил прямо в лаз, и мы увидели, выползающего на локтях Толика, держащего в руках задние ноги пса.

                                  - Андрей, а ошейник у вас есть?

                                  - Да вот он у меня в руках, с поводком.

                                  - Тогда быстрее надевай ошейник, а то это чудище опять улизнёт.

       Вот таким способом добыв себе ещё одну гончую, мы, наконец, тронулись в путь. Мы ещё не подозревали, что нас ждёт впереди.

       Приехав на место уже засветло, из-за волынки с кабелём, поставили собак на след. Я обратил внимание, что Найда, как всегда с заинтересованным энтузиазмом взяла след и резво пошла вперёд. А это «чучело», ещё несколько минут топталось на одном месте, словно пристраиваясь прилечь, наконец, тронулось за Найдой. Глядя на всё это, Миша Красноцветов разразился таким монологом, что привести его здесь, нет никакой возможности. Гон шёл своим чередом. Мы хорошо слышали подлаивание Найды, и только изредка, словно осипший бас нового кобеля, и то, на значительном расстоянии от Найды. Наконец, справа от меня, раздался короткий дуплет. Я знал, что там стоит Андрей, а стрелок он отличный. Но когда, через некоторое время, раздались ещё несколько выстрелов, сопровождаемых криками, я уже ничего не мог понять и направился на выстрелы.  Пройдя метров двести, я увидел Андрея, перезаряжающего ружьё. Подойдя к нему, я спросил:

                                 - Вячеслав Николаевич! Эта скотина у меня на глазах сожрала подранка! Заяц вышел на меня на предельной дальности, я отдуплился, заяц потерял скорость и закружился на месте. Не успел я перезарядить ружьё, как откуда не возьмись, появился этот гад, и на моих глазах, схватив подранка, в несколько приёмов проглотил его, только задние лапки мелькнули. Ну и монстр!

                                 - А потом зачем стрелял?

                                 - Хотел этого гада пристрелить, но он подлец постоянно держится на расстоянии не менее 80 метров, словно знает убойную дальность!

                                 - Я думаю, что оно так и есть. Это, видимо не первый его «подвиг» на охоте. И хозяин, хорошо зная привычки своей собаки, решил сэкономить на жратве для своего пса во время своего отсутствия. Поэтому с такой охотой позволил Озерову взять своего пса на охоту.

                                 - Ну и что теперь с этой заразой делать?

                                 - Мародёров, конечно, расстреливают, но хозяин нас не поймёт. Так что труби сбор, охота закончилась. А над Толиком особо не издевайтесь, ты ведь знаешь, он человек душевный и, к сожалению, слишком доверчивый. Давай лучше обратим это всё в шутку, в курьёзное охотничье приключение.

                                 - Да я что, я уже вроде и отошёл, а вот с Мишкой Красноцветовым вряд ли получится.

                                 - Этого я сам урезоню, не беспокойся. Вы только меня поддержите, и всё будет «путём», как Захарыч говорит.

       Собрались у машины, разговоров только о случившемся, общий настрой весёлый, незлобиво подшучивают над Толиком. А он смотрит на меня с виноватой улыбкой и спрашивает:

                                - А чего с этим делать? И показывает на Грома, стоящего метрах в семидесяти от машины.

                                - В наказание за мародёрство, проявленное на охоте, пусть теперь добирается до поселка своим ходом, на сытый-то желудок. Если уж Найда дошла, а она в два раза меньше его, то ему и подавно ничего не сделается.

       Вот так закончилось ещё одно охотничье приключение. Даже Миша, сменил своё суровое выражение на вполне приемлемое, под общее настроение всей команды.

       И ещё один, вполне анекдотический случай. И тоже на охоте, и тоже на несчастных зайцев.

       Гон уже продолжался более трёх часов. Ушлый зайчишка, завёл собаку на сухое болото с зарослями кустарника и мелкого ельника, самая что ни на есть крепь. В таком месте заяц может «мотать» собаку до полного изнеможения. Заяц с лёгкостью проскакивает между кустами и под елками, а собаке, значительно крупнее зайца, приходится маневрировать среди всей этой растительности. К этому времени мы вышли на просеку, упирающуюся в дорогу к сосновому просветленному бору. Решили сделать привал для «перекуса». Встали на углу просеки и дороги, развесили на деревьях свои рюкзаки и ружья. Достали свою снедь, и принялись за трапезу. Порешили, перекусив, отозвать собаку со следа, потому что толку от этого гона не будет, собаке сто лет не выгнать с этого болота зайца. У каждого в одной руке хлеб, в другой, что бог послал. Стоим, с аппетитом закусываем на свежем морозном воздухе. Я стоял рядом с Озеровым лицом к болоту, где безуспешно маялась Найда. Вдруг, вижу, из угла болота на просеку, вылетает заяц и несётся прямо на нас. На просеке, увидев толпу людей, резко скакнул вправо, буквально перелетел дорогу, выскочил на поле и с сумасшедшей скоростью помчался вдоль дороги. Всё это продолжалось не более 3-4 секунд. Мы успели, инстинктивно, побросать еду в снег, схватить ружья, выскочить на дорогу и открыть, совершенно безвредную для зайца, канонаду из 10 стволов! Ни дать, ни взять, заячий «Сталинград»!

       Через некоторое время из болота появляется чуть живая Найда, вся в «мыле» с вывалившимся языком. Подошла к нам, с удивлением посмотрела на наш «взбаламученный» вид и, буквально упала, как подкошенная. Я подошёл к ней и протянул кусок колбасы, сразу оживившись, приподнялась и с видимым удовольствием съела колбасу. Другие начали её подкармливать. А через некоторое время она совсем пришла в себя и уже весело перемещалась между нами.

       Так вот закончилась ещё одна заячья охота!

       Теперь немножко, если читатель не утомился, о грибах, коими Господь Фролищи не обделил. Эта страсть у меня стоит на втором месте после рыбалки. О грибной охоте надо бы написать особо, но о ней и так уж много написано, но посмотрим, как получится. Один эпизод я уже упоминал, в связи с поездкой за клюквой. Хочу остановиться ещё на одном не ординарном случае.

       Как-то, в сентябре 1972 года, незадолго до моего отъезда на работу в Москву, в академию, выдался подходящий момент, и по погоде, и по работе, и по обстоятельствам прощания с Фролищами. Захотелось запастись впечатлениями этой прекрасной природы, да ещё в мой любимый месяц, сентябрь. Я предложил жене совершить маленькое путешествие с грибным уклоном. Я уже давно приохотил её к этой полезной забаве. Она конечно с удовольствием согласилась, но спросила, а куда? Вопрос был не праздный, поскольку в ближайшей округе грибов практически уже не было. Как-то год назад, мы с Леонидом Васильевичем, по делам службы, ездили на одно из красивейших озёр во всей округе, Кшару. Это озеро было голубой мечтой начальника академии, генерал-полковника Горбовского Дмитрия Васильевича. Он мечтал разместить там весь комплекс летней учебной базы академии. Я слышал, что уже было начато проектирование этого солидного комплекса, но по финансовым соображениям, Правительство этот проект «зарубило». Так и появился во Фролищах новый, с расширенными возможностями, Учебный Центр академии. Так вот, по дороге на Кшару, я заприметил уж больно грибные места, особенно, сосновые боры «беломошники», это подлинно чудесное творение природы, своим величием и торжественностью, напоминающие храмы.

       Дорога на озеро была не из лёгких. Туда, практически никто не ездил. От Фролищ до озера сплошная нехоженая «тайга». Дорога - сыпучий песок. Ширина только для ГАЗика. Вдоль дороги, с обеих сторон, стена мачтового леса.

       Но ничего, главное хорошо подготовиться. Под грибы взяли два! противогазовых ящика, а для благополучного проезда, две лопаты, два топора и вёдра. Машина ГАЗ-69 пикап, с двумя ведущими. С рассветом выехали. На само озеро нам было не нужно, мы ограничили свой маршрут 15-20 км., пока не заехали именно в тот лес, который я заприметил год назад. Самое любимое занятие, по-моему, всех шоферов, это поспать. Мы возражать не стали, взяли ведра, и пошли по своим делам. Еще раз повторюсь, бор-беломошник, это уникальное явление, его нельзя сравнить ни с одним лесом. В ближайшем Подмосковье их просто нет. Они требуют полного покоя, тишины и безлюдья. Столетние сосны стоят, как храмовые колонны, на расстоянии друг от друга от 6 до 10 метров. Кроны не такие, как в обычных сосновых рощах, со стволами деревьев свободных от сучьев и небольшой ветвистой кроной на вершине. В беломошнике ветви начинаются, чуть ли не от самой земли и уходят в высь пологим ровным конусом до самой вершины. Такие сосны по своей архитектонике напоминают ели, но с более просветлённой кроной. Подлеска практически нет, как и травяного покрова. Подстилающей поверхностью является белый мох, ягель. На образующихся, при такой структуре леса, полянах, стоят стройные, пирамидальные можжевельники. Боры эти светлые, воздух в них наполнен каким-то серебристым светом, видимо, от светло-серого мха и рассеянного солнечного света.

       И вот мы вошли в эту красоту! Здесь даже говорить хочется шёпотом. А теперь представьте себе, на каждой поляне по несколько «кружал» боровых моховиков от 20 до 50 штук в каждом! Жена, когда увидела всё это, всплеснула руками и тихо произнесла:

                                - Господи! Красота-то какая! А посмотри, грибов-то, как на выставке или на огороде, разве нам их все собрать?

                                -  А зачем все? Сколько поместится в нашу тару и довольно.

                                - Так ведь это вёдер десять, не меньше, куда нам столько?

                                - А про Озеровых забыла, и их угостим, в виде сюрприза.

                                - Ну, что ж, за работу!

        Пока наш «водила» высыпался, мы часа за три, не торопясь, заполнили нашу тару, и с чувством исполненного долга отправились домой. Но самая морока началась, когда стали думать, как сохранить эту добычу. Не смотря на то, что отдали Озеровым, осталось ещё столько, что пришлось жене серьёзно потрудиться, не без моей, конечно, помощи. А грибки били прямо на загляденье, толстенькие, как боровички, с загнутыми шляпками и все чистые, как после мытья. Кстати, моховики из таких боров никогда не бывают червивыми по причине отсутствия в это время насекомых, любителей поселять своё будущее потомство в теле гриба. Литра три или четыре мы отварили для маринада, а остальные нанизали на нитки и развесили по всей комнате, где у нас находилась печь. Для того чтобы грибы нормально высохли, огонь в печи пришлось поддерживать в течение двух суток, а двери и окна открыть настежь. Но, зато, цель полностью была оправдана достигнутым результатом. По приезде в Москву, теперь уже на ПМЖ, не только мы с женой, но и все наши родственники угощались фролищенскими грибами почти целый год. Но, это был не рекорд, о рекорде в другом месте.

       И последнее о фролищенских грибных воспоминаний.

       Я уже писал, что по долгу службы мне приходилось очень много ездить по территории полигона и его окрестностям. Поездки эти были рутинными и сами по себе интереса не представляли. Но всегда есть возможность самую занудную работу совместить с увлекательным занятием. Ездил я, как правило, вдвоём с водителем на ГАЗ-69, пикапе. Все подведомственные нам маршруты, это заброшенные лесные дороги. А я ещё с детства знал, что заброшенные лесные дороги, это самые грибные места. Поэтому, когда мы отправлялись в очередной объезд своих «владений», я обязательно брал с собой емкость под грибы. А метода сбора грибов была проще граблей. По выбранной дороге мы ехали со скоростью 6 км/час, это скорость пешехода. Водитель смотрел на обочину со своей стороны, а я со своей. Как правило, через 10-12 км. пути, мы набирали не менее ведра отличных грибов, в основном, белые, подосиновики и подберёзовики. Как видите, и таким способом можно «грибалить»

       Трудно в это поверить, но, даже занимаясь очень серьёзной и ответственной, и я бы сказал, опасной работой, и в ней можно найти некоторые элементы развлекательности. Пример.

        Поскольку наш полигон был предназначен для всякого рода работ с боевыми химическими веществами, то нам на утилизацию привозили из Москвы, и не только из неё, баллоны высокого давления со всякой дрянью. С просроченными сроками хранения, с механическими повреждениями, с вышедшими из строя вентилями, а иногда, и с неизвестным содержимым. Баллоны могли быть с кислородом, ацетиленом, хлором, пропаном, фосгеном и пр. Вся эта «балонно-газовая макулатура» подлежала утилизации, т.е. физическому уничтожению. Вся эта работа выполнялась на площадке № 6, «площадке уничтожения боеприпасов».

       На этой площадке никакого особого оборудования не было. Представляла она собой естественную лесную поляну размером примерно 100х200 метров. В одной стороне поляны было естественное возвышение, в котором било отрыто несколько капониров с обваловкой и аппарельным выходом. Глубина рабочей части капонира составляла около  2,5 метров, а аппарель нужна была для заезда машины задним бортом для разгрузки объектов уничтожения. При комплектовании команды для уничтожения баллонов от желающих не было отбоя, я имею в виду солдат.

       В один из капониров складывали баллоны рядами, поперёк один другому, каждый ряд перекладывался взрывчаткой из расчёта: три 200-граммовых шашки тротила на баллон. Штабель получался весьма внушительный. Иногда доходило до 50-ти баллонов. Вся команда уходила на одну из баз, В зависимости от направления ветра, а у штабеля оставались только подрывники, Сергеев и Матвиенко. Подрыв производили с помощью электродетонаторов и подрывной машинки. Когда подрывники возвращались на базу, все вставали за стволы деревьев в ожидании незабываемого зрелища. А зрелище действительно было незабываемое, и увидеть которое, можно было только здесь. После команды на подрыв, раздавался оглушающий взрыв, из капонира, как из жерла вулкана вырывался столб огня и дыма всех цветов радуги, но чаще всего преобладали цвета коричневый, красный и жёлтый, вплоть до ярко канареечного. Изувеченные баллоны, целиком и кусками, со скоростью пушечных снарядов, с душераздирающим воем и визгом подлетали на высоту до 100 метров и, падая на землю, в радиусе ширины поляны, издавали вой уже более низкой тональности. Было несколько случаев, когда отдельные осколки достигали базы, и тогда на нас сыпались сбитые ветки деревьев. Это придавало увиденному зрелищу, ещё и некоторые пикантные ощущения. Страха никто не испытывал, а было такое ощущение, будь-то, первый раз прыгаешь в воду с 10-ти метровой вышки. Специальные укрытия для людей мы не оборудовали не из-за нашей безответственности, а из-за четкого понимания невозможности, при нашем способе укрытия, нанесения нам какого-либо ущерба. Толщина стволов деревьев на базах доходила до полуметра.

        Заканчивая описание моего жития - бытия во Фролищах, замечу, что коснулся я только тех событий из личной и служебной деятельности, которые, в свою бытность, произвели на меня неизгладимые впечатления и на всю жизнь остались яркими воспоминаниями. А повседневное, рутинное бытие, вряд ли представляет для кого-либо интерес, да и для самого автора тоже.

5 февраля 2009 года

Москва.